Ольга Бугославская родилась в Москве, окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Автор многочисленных публикаций в журналах «Знамя», «Октябрь», «Нева», «Дружба народов», «Лиterraтура» и др. Лауреат премии журнала «Знамя» за статьи, эссе и рецензии (2011 г.).
Фото Ольги Бугославской сделал Анатолий Степаненко
А ты не лётчик
(О книгах: Юлия Яковлева. Вдруг охотник выбегает. – М.: Эксмо, 2017;
Юлия Яковлева. Укрощение красного коня. – М.: Эксмо, 2017)
В далёком 1993 году была популярна эстрадная песня «А ты не лётчик». В самом названии заключено разочарование: лирическая героиня с ужасом узнаёт, что сталинский сокол, в которого она имела несчастье влюбиться, на самом деле служит на Лубянке:
Я снова одинокая,
Но лучше никого,
Чем эти истребители
Народа своего.
Песенка была простая и лёгкая, но утверждала в массовом сознании две важные вещи – резко отрицательный образ НКВД-шника и, соответственно, резко отрицательное к нему отношение (девушке не приходят в голову сомнения, её не одолевает соблазн извлечь из привилегированного положения жениха какую-то пользу, она просто бежит от него, как от нечистой силы).
С тех пор практически не появлялось произведений развлекательного жанра и рассчитанных на максимально широкую аудиторию с подобной основой. А между тем их отсутствие – плохой признак. Он говорит о том, что «истребители народа своего» больше не представляются таким уж всем очевидным злом. Писательница Юлия Яковлева пробует восстановить эту однозначно негативную оценку. Первый пробный шар она бросила, когда написала подростковую антисталинскую повесть «Дети ворона». Вторая попытка рассчитана на взрослую аудиторию.
Два детективных романа писательницы «Вдруг охотник выбегает» и «Укрощение красного коня» объединяет фигура сыщика Зайцева, сотрудника ленинградского уголовного розыска. Действие происходит в самом начале тридцатых годов, основным временным ориентиром является 15 декабря 1930 года, когда было принято постановление ЦИК и СНК «О руководстве органами ОГПУ деятельностью милиции и уголовного розыска».
Детектив, как известно, это поиск истины. У Юлии Яковлевой истина понимается намного шире, чем раскрытие частного преступления. По мере расследования, перед сыщиком и читателем открывается скрытая сторона советской жизни и сущность коммунистического режима.
Повествование построено на двух отчётливых противопоставлениях, заключающих в себе источник всех конфликтов. Первое – милиция и ОГПУ, сыск уголовный, как дело праведное и честное, и политический, как нечто подлое и низкое. Эта антитеза особенно важна. Подчинение одного другому имеет вполне определённый символический смысл.
Второе – мир дореволюционный и послереволюционный. Действующие лица из «бывших», как положительные, так и отрицательные, предстают несопоставимо более яркими, объёмными и интересными, чем персонажи, воплощающие советскую эпоху. Если округлить, то с одной стороны окажется богатая, насыщенная, интенсивная, высококультурная и высокоинтеллектуальная жизнь, а с другой – убогая серость.
Надо отдать должное автору, она не останавливается на простой констатации. В романе «Укрощение красного коня» происходит углубление темы. Один из представителей «бывших» в качестве причины всех бед и разрушений называет Первую мировую войну – кровавую бойню, полностью обесценившую человеческую жизнь. Это усложняет картину мира в обоих произведениях и не даёт ей сойти к схеме «На прекрасную, процветавшую страну невесть откуда обрушились революция и жесточайшая Гражданская война».
В обоих детективах над конкретным уголовным преступлением, совершённым определённым человеком, стоит более масштабное и более значимое преступление, ответственность за которое лежит на государстве. В первом случае расследование череды зверских убийств приводит сыщика Зайцева к раскрытию одного из секретов советской власти – организованной торговли живописными шедеврами из коллекции Эрмитажа. В другой книге служебная командировка в Новочеркасск открывает Зайцеву глаза на происходящее за пределами Ленинграда – чудовищный голод, отчаянное сопротивление насильственной коллективизации и глубочайший раскол в стране. Непосредственного отношения к делу о гибели наездника Жемчужного на ленинградском ипподроме эти обстоятельства не имеют, но они его очевидно перевешивают.
Собственно детективные линии служат инструментом для реализации более высокого замысла. И в целом это хорошо и правильно. Но проблема состоит в том, что с этим инструментом писатель, к сожалению, обращается довольно небрежно, а в какой-то момент он просто начинает ему мешать: автора давно интересуют более важные темы, а дело Жемчужного всё тянется и тянется.
Маньяк-мизантроп из романа «Вдруг охотник выбегает» из фигур своих жертв составляет, если так можно выразиться, композиции, в которых сыщик должен узнать одно из пропавших из Эрмитажа полотен. Для того чтобы весьма приблизительно воспроизвести сюжет картины Веронезе «Нахождение Моисея», убийце приходится собрать в одном месте тела четырёх жертв и к тому же похитить младенца. Это слишком сложная задача для преступника-одиночки.
Такого рода преступление вообще не очень органично вписывается в Ленинград 30-х. Скорее оно напоминает триллер «Семь» и просится в Голливуд.
Разоблачённому преступнику удаётся сбежать и раствориться на просторах Советского Союза. Сыщик обещает его найти, но в следующей книге этого не происходит, после чего читатель, боюсь, уже устаёт ждать. Разоблачение злоумышленника в деле Жемчужного тоже тонет в более значимых событиях. В финале романа «Укрощение красного коня» главный герой дважды сталкивается с ситуацией тяжёлого морального выбора. В одном случае он становится свидетелем того, как командование принуждает армейских кавалеристов к участию в расправе над семьями кулаков. А в другом – уже непосредственно сотрудники угрозыска получают приказ «обезвредить» бывших царских офицеров, большинство из которых – глубоко пожилые люди. Именно здесь повествование достигает наивысшей интенсивности и точки напряжения, сама же детективная линия при этом несколько теряется. Автор просто говорит: виноват такой-то, кто именно – большого значения это не имеет, как не имеет большого значения ничего, что связано собственно с Жемчужным. Акцент уже давно смещён на других героев, прежде всего – на курсанта Журова, отказавшегося выполнить преступный приказ.
По ходу повествования сыщик Зайцев открывает для себя изнанку сталинского режима. Но при этом первый роман начинается с сообщения о том, что он отбыл заключение в застенках ГПУ, откуда был выпущен специально для расследования убийства на Елагином острове. По идее, после пребывания на Шпалерной у Зайцева не должно было остаться больших иллюзий насчёт советской власти. Но каждый раз, сталкиваясь с очередным преступлением государства, он реагирует как человек, который ничего не подозревает и не имеет оснований подозревать.
Кроме того, Зайцев иногда слишком долго думает. Принято считать, что читателю лестно чувствовать себя умнее и прозорливее следователя. Это не так. Читателю необходим герой, который вселит в него чувство защищённости, безопасности и веры в справедливость. А Зайцев никак не может догадаться, что инженер Фирсов арестован не уголовным розыском, а ГПУ, и что обвинение против него полностью сфабриковано. Что появившиеся в его коммунальной квартире деревенские женщины с детьми спасаются от какой-то смертельной опасности. Что его напарница Зоя, участница какого-то рокового любовного треугольника, беременна, хотя это становится ясно при первом же её появлении. Следователь то и дело не успевает за читателем, и это не добавляет ему очков.
Зайцев – персонаж честный, целеустремлённый, бескомпромиссный и жаждущий справедливости. Но время от времени эта целостность нарушается. Когда он проявляет нежелательную принципиальность в расследовании гибели Жемчужного, начальство заваливает его дополнительными делами. Одно из них – дело о групповом изнасиловании. И здесь происходит странная вещь: не добившись от потерпевшей опознания преступников по фотографиям, Зайцев назначает виновных фактически наугад. Через какое-то время предсказуемым образом выясняется, что он промахнулся, и как минимум один из тех, кого успели обвинить и расстрелять, оказывается ни при чём. На Зайцева это совсем не похоже. Можно предположить, что автор стремилась включить в повествование дополнительную моральную задачу, но возложила её не на того персонажа.
В обоих романах слишком часто мелькают кадры из фильма «Место встречи изменить нельзя». Вот один из сотрудников угрозыска угрожает удостоверением швейцару дорогого ресторана, вот без стука открывает дверь в женскую примерочную, вот рассказывает, как в него стреляли и ножи совали, вот говорит «Здесь уголовный розыск, а не институт благородных девиц», вот наблюдает за тем, как карманник грабит женщину в трамвае и так далее. Другой часто упоминаемый источник – произведения Булгакова, с квартирным вопросом, Энгельсом и Каутским и товарищем, которого требуется разъяснить. Сама история о том, как боевых офицеров склоняют к расправе над безоружной жертвой, напоминает основную коллизию фильма «О бедном гусаре…». По совокупности это создаёт совершенно лишний налёт вторичности.
В песне про лётчика размер простенького стихотворения соответствовал мелодии и нигде не спотыкался. Для народного хита это важно. Для читателя детектива важно, чтобы сюжетные линии сходились, точки над I были расставлены, а преступники пойманы и обезврежены. Иначе он остаётся разочарованным. А в данном случае, когда так ценна главная идея, огрехи по мелочам особенно досадны.
